Я помню в центре огненной спирали на скрипке Ангелы играли и мчался легкий теплый бриз. А души вверх! И сразу вниз!
Там, во владеньях Альтавита, мечта моя была разбита. Лишь дым клубился без огня и все же я была твоя. Часть 1
Для того, чтоб свести с ума, нужно много ума и сил, я спалю тебя без огня, ты прощения не просил. Мне не нужен острый кинжал, я иначе тебя погублю: удалось мне внешность сменить, как мальчишку, в себя влюблю. И души твоей тонкий хрусталь зазвенит, зазвенит на ветру, от любви сумасшедшей, слепой будешь плакать еще гуру. Часть 2 Будешь ли осторожен? Высокий, надменный, красивый? Остров, омытый волнами, зовется изысканно: Синий. Жарко... Иду осторожно... Гибкая, как лиана, Голос мой - гибель мужчинам, нежное мёдо-сопрано. Страсть тебе голову кружит, больше не буду тупицей, хватит быть жертвой унылой, стану игривой тигрицей. Местью душа пылает, но гордо пройду мимо... Ты ничего не вспомнишь, пуская колечки дыма. Любовь набирает силы, лето в самом разгаре, амок тебя гонит, ты в диком дурмане-угаре. Руки ко мне тянешь, пьешь из бокала Мартини. Нет! Мой характер сложнее! Другая пусть будет разиней! Ты молишь живым взглядом, слов о любви не жалеешь, но большего, чем позволю, взять ни за что не посмеешь! ЭПИЛОГ Ты молящим взглядом смотрел, о любви своей говорил. Я спалила тебя без огня, мне хватило ума и сил. Сердце будет стучать и ждать, вновь окутает землю зима... Кто из нас проиграет войну? Кто от боли сойдет с ума?
Лишь ветра, да бродяга знают ответ Да, на этот вопрос не ответит никто! Дикий ветер в лицо и промокло пальто. Да, смеялись глаза и хоть криком кричи не услышит она, та, что скрылась в ночи! Вдохновенно играет на дудочке Лель. Ты со стоном зовешь: "Мариэль, Ма... ри...эль..." Лишь ветра, да бродяга знают ответ, да скрипучий фонарь, да мерцающий свет.
Ах, как стонет душа! Ах, коснуться бы плечь! Ах, корабль любви, ах, внезапная течь! Были губы близки, были плечи тонки на планете шальной, у Синильги реки.
Никто не знал откуда Далавер явился и как свое богатство раздобыл. Предполагали что в Нью-Йорке он родился, там акции у разоренных фирм скупил. Его прозвали Зевсом-громовержцем. Он многих по миру пустил. Царил, вершил подобно Богу ни с кем особо не дружил.
Но секретарь его с глазами дикой кошки блистательной союзницей была не всех просителей пускала, дела играючи вела. Ей предлагали миллионы пытаясь что-нибудь узнать, но правды так и не добились, а лишь плодили слухов рать. Да оказалось слишком темным болота илистое дно. Шептали: "Люцифер явился в Париж в обличии его". Однажды, пьяные гуляки узрили истины зерно предполагая, что бессмертье пришельцу дерзкому дано. Ах если б знали, если б знали... Беднягам было все равно. Они случайно угадали: бессмертье избранным дано.
Стихия Стихия в летних, хрупких грезах, в цветных, желанных, странных снах, тебя баюкала, как фею-крошку, с Джокондовской улыбкой на губах. Однажды, наяву капелью любовалась, не зная, что придет к тебе Любовь, сверкнувшей молнии и сумрака пугалась, капризно хмуря соболинку бровь. Гроза! Предвестница событий! И вихрь, и дождь, и град и гром! В порыве чувств, в промокшем платье, бежала за диковинным цветком.